Сука шаман
Ну и… я… в общем-то… в какой-то абсолютной прострации. У меня прошла истерика, злость, рыдания, всякие там разные стадии и наступило эмоциональное выгорание. Когда уже нет никаких эмоций. В голове лёгкая и раскачивающаяся пустота, в которой только туман. И ничего кроме тумана. За ним – недосягаемые обрывки мыслей, чувств и переживаний. Но всякий раз, как стоит ступить вперёд, они отдаляются, оставаясь по-прежнему недоступными в серой, спокойной пути.
Статичность.
Сказал матери, что собираюсь жить отдельно. Нюанс – до этого мы об этом разговаривали. И она проявила понимание. А тут закатила мне истерику, из которой я узнал о себе кучу нового. Что я, значит предатель и кидалово – логики тут абсолютно никакой, учитывая что последнее время я один и содержу семью. Я ещё и в трудные для семьи периоды делаю всё ещё хуже… ага. И вообще мразь распоследняя. А друзья мои… они, конечно, те ещё кадры.
Не-бла-го-по-луч-ны-е.
А когда я делился тем, с кем собираюсь съехаться, мне заявили, что это бордель какой-то и вообще страшно подумать, что мы там будем делать. Это просто был… верх оскорбления, которое можно было нанести. Шлюхой меня завуалированно назвать.
День в тумане.
По большей степени не работал, а пялился в монитор, неспособный на чем-то сконцентрировать. Прорывало то на нервный смех, то на плач, почему приходилось выходить из кабинета, чтобы взять себя в лапы.
Неожиданностью дня стал звонок от отца…
И… мы очень душевно поговорили. Тут тоже надо было не расплакаться. Он поддержал меня, сказал, что на моей стороне, расспросил, как у меня работа, чем я занимаюсь и много других мелочей. Немного поговорили за жизнь и сошлись на том, что надо встретиться и пообщаться… по-человечески.
Я не знаю, что я испытываю по этому поводу. Радость? Печаль? Растерянность? Всё как-то непонятно и странно.
Когда-то бывал я у паладинов света – двух знакомых, чистых, светлых и любящих людей. И одна сказала мне, что… в моей жизни настанет момент, когда я смогу встретиться с отцом и поговорить с ним. По-настоящему. Но произойдёт это только тогда, когда я действительно буду способен простить его и полюбить. Не раньше. Только тогда это случится. Когда я буду готов…
А пока мне надо, всякий раз, думая об отце, отметать все плохие мысли, просить прощения, прощать ответно, благодарить и любить. И я подумал тогда… ну что за чушь? А не пойти ли вам всем? Но всё равно стал делать так, как мне посоветовали. Потому что в глубине души – пускай я и не хотел это признавать – я любил своего отца. И после того, что с ним случилось, плакал и впадал в истерики не потому, что опасался каких-то там сущностей, пусть они и имели место. А потому, что беспокоился за отца. А снаружи продолжал утверждать, что меня это ни разу не колышет. Проявлял агрессию всегда, когда это было возможно.
И, видимо, я сам не заметил, как этот момент настал… момент, когда я стал готов. И не только я – он тоже. Как и говорила паладин.
Отец говорил о том, что хорошими делами прославиться нельзя и всем не угодить. И в этой жизни бессмысленно гнаться за светлыми идеалами. Нужно выживать. Раньше бы я не воспринял этих слов. Но сейчас понимаю, что как никогда раньше… считаю так же.
Предложил свою помощь. А я… встретиться и поговорить без обиняков и прочей чуши. Потому что есть такие вот вещи… которые с возрастом начинаешь воспринимать иначе. Как я своего отца. Ведь всё время до этого моё отношение к нему было построено исключительно на прошлых обидах. И ничего кроме.
И… всё какое-то странное… как будто во сне.
Ладно. Не буду записывать свои планы, чтобы они не обломились. Буду делать дело… что ещё остаётся. Не сидеть же, поджав хвост. Иначе потом будет ещё труднее со всем этим справится.
А сейчас… пока горит.
Статичность.
Сказал матери, что собираюсь жить отдельно. Нюанс – до этого мы об этом разговаривали. И она проявила понимание. А тут закатила мне истерику, из которой я узнал о себе кучу нового. Что я, значит предатель и кидалово – логики тут абсолютно никакой, учитывая что последнее время я один и содержу семью. Я ещё и в трудные для семьи периоды делаю всё ещё хуже… ага. И вообще мразь распоследняя. А друзья мои… они, конечно, те ещё кадры.
Не-бла-го-по-луч-ны-е.
А когда я делился тем, с кем собираюсь съехаться, мне заявили, что это бордель какой-то и вообще страшно подумать, что мы там будем делать. Это просто был… верх оскорбления, которое можно было нанести. Шлюхой меня завуалированно назвать.
День в тумане.
По большей степени не работал, а пялился в монитор, неспособный на чем-то сконцентрировать. Прорывало то на нервный смех, то на плач, почему приходилось выходить из кабинета, чтобы взять себя в лапы.
Неожиданностью дня стал звонок от отца…
И… мы очень душевно поговорили. Тут тоже надо было не расплакаться. Он поддержал меня, сказал, что на моей стороне, расспросил, как у меня работа, чем я занимаюсь и много других мелочей. Немного поговорили за жизнь и сошлись на том, что надо встретиться и пообщаться… по-человечески.
Я не знаю, что я испытываю по этому поводу. Радость? Печаль? Растерянность? Всё как-то непонятно и странно.
Когда-то бывал я у паладинов света – двух знакомых, чистых, светлых и любящих людей. И одна сказала мне, что… в моей жизни настанет момент, когда я смогу встретиться с отцом и поговорить с ним. По-настоящему. Но произойдёт это только тогда, когда я действительно буду способен простить его и полюбить. Не раньше. Только тогда это случится. Когда я буду готов…
А пока мне надо, всякий раз, думая об отце, отметать все плохие мысли, просить прощения, прощать ответно, благодарить и любить. И я подумал тогда… ну что за чушь? А не пойти ли вам всем? Но всё равно стал делать так, как мне посоветовали. Потому что в глубине души – пускай я и не хотел это признавать – я любил своего отца. И после того, что с ним случилось, плакал и впадал в истерики не потому, что опасался каких-то там сущностей, пусть они и имели место. А потому, что беспокоился за отца. А снаружи продолжал утверждать, что меня это ни разу не колышет. Проявлял агрессию всегда, когда это было возможно.
И, видимо, я сам не заметил, как этот момент настал… момент, когда я стал готов. И не только я – он тоже. Как и говорила паладин.
Отец говорил о том, что хорошими делами прославиться нельзя и всем не угодить. И в этой жизни бессмысленно гнаться за светлыми идеалами. Нужно выживать. Раньше бы я не воспринял этих слов. Но сейчас понимаю, что как никогда раньше… считаю так же.
Предложил свою помощь. А я… встретиться и поговорить без обиняков и прочей чуши. Потому что есть такие вот вещи… которые с возрастом начинаешь воспринимать иначе. Как я своего отца. Ведь всё время до этого моё отношение к нему было построено исключительно на прошлых обидах. И ничего кроме.
И… всё какое-то странное… как будто во сне.
Ладно. Не буду записывать свои планы, чтобы они не обломились. Буду делать дело… что ещё остаётся. Не сидеть же, поджав хвост. Иначе потом будет ещё труднее со всем этим справится.
А сейчас… пока горит.
