Сука шаман
Название: Рожки да ножки
Автор: SonTBM
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Silentes
Рейтинг: R
Жанры: Джен, Драма, Мистика, Даркфик
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
С ними не поспорить. Их не уговорить.
Их не тронут ваши мольбы. Им по барабану
сочувствие и просьбы. Есть лишь пустота.
Вы смотрите в их глаза, а там пусто.
Неважно, что вы говорите, насколько
основательны ваши уговоры, как сильно
вы плачете. Я думаю, что этот страх
коренится в тех временах, когда я был
мальчиком и за мной гонялись
местные забияки, в том чувстве, что, если
громилы настигнут меня, спасения не будет. (с) О мертвецах

Necrostory
Он был очень странным мальчиком. Хотя некоторые взрослые говорили, что у многих детей в таком возрасте проявляются подобные странности, в особенности, если растут они в деревне и целый день, с утра до вечера, бегают сами по себе. Они иногда таскают в дом бродячих животных, роются в мусоре, собирают всякую ерунду, натягивают майки на голову, изображая из себя ниндзя, обмазываются соком чёрной смородины в огороде и кричат, что они жутко ранены. Они играют во дворе в прятки, в те прятки, когда стучат по столбу, постоянно меняют своё местонахождение и иногда лезут в коровник или сарай, куда им лазать строго настрого запрещают. Он рвут мяту с соседних участков, чтобы пожевать её, попутно рассказывая о том, какой вкусный получается чай. Но как делать этот чай они не знают. Мучают куриц во дворе и гоняют петухов, пытаясь ухватить их за крылья. Любят гонять телят и таскать колхозных кроликов за уши, мучают котят и кидаются в бродячих собак камнями для забавы.
Этот парнишка таскал домой не котят, а их трупики, чем вызывал гнев матери. Она ругалась и выгоняла сына из дома, велела возвращаться лишь тогда, когда он выкинет то, что притащил. Сын был послушным, покладистым, но упёртым. Он не высказывал своего недовольства, он ничего не говорил против, просто молча уносил тело, а на следующий день приносил другое. Это могла быть крыса, щенок, безголовый голубь или воробей, которого переехал велосипед.
- Силентес, убери это с глаз моих долой, живо! Сколько можно таскать всякую дрянь в дом?!
- Извини, мама… - тихо гундосил он и уходил. И что бы вы думали? Следующим вечером парнишка возвращался домой с дохлым хомячком. Хотя, скорее всего, это была очень жирная мышь, ибо с хомячком была другая история.
Силентес бы даже в зрелом возрасте не сказал бы, почему он с ним так поступил. Специально это было или случайно, по глупости или с ясным умыслом. А может, он просто не хочет говорить. Но парень просто швырнул его об пол, а после закинул обратно в клетку. Его интересовал процесс смерти и, хотите верьте – хотите нет, но он никак не думал, что подобное может быть болезненно или вообще оказывать вред. Скорее всего, это было по глупости, ведь более подобного не повторялось.
Соседские мамаши странно поглядывали на мальчика: одни с подозрением и неприязнью, другие с какой-то опекой и даже любовью, потому среди взрослых нельзя было найти общего мнения об этом ребёнке. Особо завистливые мамаши пытались разглядеть в этих детских причудах оттенки чего-то ненормального, иногда даже согнать мальчика в психушку, хотя бы тогда, когда он начинал с невинной улыбкой на лице рассказывать о своём хомячке, который часто грызёт ножку его стула в комнате, тогда когда отец давно отнёс коробочку с несчастным хомяком на свалку. Другие же лишь сочувственно качали головами и говорили что-то вроде: “Бедный малыш, он так переживает потерю своего питомца. Почему ты не купишь ему нового? Так он и будет он у тебя таскать живность с улицы. Ему нужен друг”.
Или психолог.
Что думала по этому поводу сама мать Силентеса – сказать было трудно. Скорее всего, правильнее было утверждать, что она воспринимает своего ребёнка таким, как он есть, воспитывает, пытается бороться со странностями, но никак не отказывается от него из-за этого.
Мальчик рос очень слабым физически. Он был хрупким, как фарфоровая кукла, кожа у него была соответствующая – бледная, а сам он был нежным и очень пугливым, будто боялся, что его разобьют или что-нибудь отколется. Сил был среднего роста, худым, со светло русыми густыми волосами. Свои волосы он любил и ухаживал за ними с долей какого-то фетиша. Глаза. Цвет его глаз, пожалуй, не мог упомнить никто из тех, кто когда-либо знал этого скромного и хорошо воспитанного юношу.
Силентес много молчал. Его имя, кажется, оправдывало его, ведь слово это с латинского означало тишину, беззвучие, молчаливость, пустой звук или его отсутствие. Если он говорил, то очень тихо, будто боялся сболтнуть что-то не то. Он привык держать своё мнение при себе и не возникать особо против. Договориться с ним было несложно. Даже если он давал отказ, хватало одной угрозы или только повышения голоса для того, чтобы он тут же поменял свою точку зрения.
Плюсов в таком характере юноши было мало. Он уже подрос, а постоять за себя толком не научился, потому потакал им любой, кто только имел на то желание.
Мальчик часто подвергался нападениям хулиганов, которые пользовались им совершенно для разных целей: что-то отобрать, заставить что-то делать, просто выместить на нём свою злость. Ведь они знали, что он не то, чтобы ничего не скажет против, он даже никому не пожалуется.
От этого выработалась у Сила привычка – дёргаться постоянно. Будь то протянутая рука или неожиданно подбежавшая курица, он вздрагивал и отшатывался, пятился, вжимая голову в плечи, даже если понимал, что никакая опасность ему не грозит.
Он был тихий, но не тогда, когда испытывал боль. Неважно, была ли она физической или духовной. Те, кто знали его, удивлялись, если Силентес повышал голос. Но если и случалось такое, то от отчаяния, охватывающего его. Не грех было и порыдать.
Больше всего в своей жизни Сил боялся людей. Тех людей, которых он знал и которые знали его. Они не были друзьями или близкими, не ходили с ним в одну сельскую школу и не играли вместе в прятки. Это были те люди, от которых парень систематически бегал и, если и прятался, то далеко не в рамках детской забавы. Но когда парню стукнуло двадцать, назвать это забавой было сложно.
- Прошу Вас, пустите! – голос Силентеса был тонким и даже пронзительным, когда он кричал. Кричать шёпотом, как говорить, он не мог. Это были две крайности. Он произносил звуки либо слишком тихо, либо слишком громко. И сейчас голос его срывался.
- Не надо, пожалуйста! – двое парней, давно знакомых Силу, волокли его за руки в чащу леса, которая располагалась недалеко от села, но было там темно и тихо всегда. Ходить там было некому, как бы сказать – ни грибов, ни ягод. Землю здесь называли мёртвой. Ничего на ней не росло, кроме тощих и неимоверно высоких сосен, над которыми уже осенью выпадал снег. Поистине удивительное явление. Аномальное, можно сказать.
Меньше всего Силентеса сейчас волновали подобные рассказы.
Его силы было недостаточно, чтобы вырываться даже из самой слабой хватки пускай и одного из этих парней. Сил был беспомощен и единственное, что он был в состоянии делать, так это умолять.
- Гляди-ка, как птичка расчирикалась! – смеялся тот, что был повыше и шёл справа, крепко сжимая руку юноши. Второй был пониже, шёл слева. Но оба они были довольно массивными. Это не просто сводило шансы Силентеса к минимуму. Скорее, даже, делало их отрицательными. Юноша лишь надеялся, что найдёт в себе силы вытерпеть очередные издевательства и пойдёт домой. Придёт к утру и ляжет спать, не обращая внимания на боль из ещё не заживших ран, которые теперь снова вскроются. Наверняка.
- Жаль, что твои книжки не научили тебя кричать по-особенному, - хохотал тот, что слева.
- А ты представь, пискнет и всё вокруг разлетится!
- Ахахаха! Не смеши! Этот убогий уродец?!
- До уродца чего-то ему не хватает! – эти фразы они говорили всегда. Силентес всегда знал о них и о том, что за ними следует. Побои. Если это лес, как сейчас, то его определённо будут волочить по земле, заставлять жевать землю, загонять кору под ногти и долго пинать ногами под рёбра.
Рёбра. Они были такими же хрупкими, как и сам Сил. Юноша готов был, лёжа на спине и жмурясь от боли, удивиться тому, что они ещё на своих местах, пока не послышался хруст. Тогда Силентес понял, что он ошибся.
Рёбра треснули, а после и вовсе сломались от особо сильного удара ногой. Парень широко распахнул глаза, глядя в пустое ночное небо над собой, проглядывающееся сквозь кроны сосен. Он не чувствовал боли. У него был шок. В тот же момент нога другого изверга встала на грудь, проламывая клетку.
Может, они не подрассчитали. А, может, и не думали считать.
Силентес почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он попытался вдохнуть, но изо рта лишь вырвался слабый хрип, а тело невольно содрогнулось. Кто-то ухватил его за плащ. Кто из них двоих - он не мог понять. Лишь почувствовал, как его заставили опуститься на колени.
Нет. Только не это.
Сил смог вдохнуть, поняв, что возможность дышать была потеряна временно. Невозможно сказать, радовало ли его это или ему всё сейчас было одинаково плохо.
- Ножки есть, да рожек не хватает у нашего козлика! – бодро провозгласил один. Пока второй доставал что-то из своего рюкзака.
- Бабушка козлика очень любила, очень любила, да кашу сварила! – противным голосом, совершенно лишённым слуха, напевал второй, вручая своему напарнику катар. Это были два длинных изогнутых лезвия с рукоятью посередине. Они были треугольной формы, довольно причудливой. Длиной в пол руки походили. Странно даже, откуда такое орудие могли они достать. Но особой его редкости, видимо, они не понимали.
Заметив сие орудие, Силентес испытал очередной глубокий шок. Фантазия у парня была неслабой. Он мог придумать очень много способов того, как могут послужить эти лезвия и в каком деле. А сейчас разум его размышлял далеко не в самую позитивную сторону. Парень дёрнулся, упав на спину, и стал отползать назад, не чувствуя боли от ужаса. Хотя та, вероятно, была крайне неслабой.
- Умоляю Вас, не надо!
- Кричи, кричи, козлик, никто не услышит, - садистским шёпотом процедил один из парней, отбирая у напарника второй катар и уверенно приближаясь к Силу.
- Ч….что Вы хотите с-сделать? – на глаза накатывались слёзы. И Силентес ничего не мог с этим поделать. Ему было страшно. Он испытывал такой глубокий страх, что, пожалуй, был готов умереть на месте, лишь бы больше не бояться. Но он знал, что это невозможно. Тогда ему придётся бояться всю вечность после смерти, а вариант это был не самый приятный. Приятнее было жить без рёбер.
- Рожки тебе смастерим! – снова захохотал парень. Слёзы стали застилать глаза, мешая видеть. Хватало и того, что ночь была глубокой, а лес удивительно густым. Голос дрожал и то повышался, то сходил на почти неразличимый писк, когда юноша просто задыхался воздухом от волнения, не в силах выдавить и звука.
- П-пожалуйста, я очень Вас прошу. Не надо!
- Не дёргайся, козлина, криво получится! Куда пополз! Держи его крепко! – тот, что был пониже. Да, именно тот, что пониже. Он схватил Сила за плечи, буквально вдавливая в землю и вынуждая сидеть смирно. Особо дёргаться так и так не получалось.
- Нет…нет-нет, умоляю! Нет! Остановитесь, Бога ради! Хватит, пожалуйста! – Силентес с уверенностью мог сказать, что даже если бы этот самый Бог ему сейчас не помог, он бы не перестал верить ему. И он не перестал. Даже тогда, когда два лезвия вошли в голову, пробив череп, прошив пол головы и встав, торча двумя изогнутыми острыми рогами.
Юноше пришлось замолчать.
Следствию так и не удалось найти тело. Оно было, судя по всему, хорошо и верно спрятано. Выйти тоже было не на кого.
- Мой мальчик ни с кем никогда не ссорился! Он всегда всем уступал и старался найти компромисс! Господи, он был такой душкой, Господи! Зачем ты забрал его у меня?! – срывая голос, мать вскидывала руки вверх, не в состоянии дать большую информацию следствию.
Если бы можно было получить гарантированный ответ от убийц о том, куда делось тело, они бы развели руками. И, может, выругались бы о том, что лес у них странный. Всё там пропадает, если без присмотра оставить. Невозмутимость их могла бы поразить знающего. Или даже взбесить, если особо развито чувство справедливости и сострадания.
Если бы Вы рассказали о том, что видели худого парнишку, который носит тёмный плащ с капюшоном, прикрывая тканью торчащие из головы рога, сам бледен как первый снег и говорит так тихо, что только по губам читать, а те детишки, что кидают в него камнями, ночью пропадают бесследно, то, скорее всего, Вам скажут, что Вы перечитали страшных книжек или, чего хуже, начитались о некромантах.
Ведь что за чепуха, некроманты. Такая же чепуха, как и вампиры с оборотнями, не правда ли?
Автор: SonTBM
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Silentes
Рейтинг: R
Жанры: Джен, Драма, Мистика, Даркфик
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
С ними не поспорить. Их не уговорить.
Их не тронут ваши мольбы. Им по барабану
сочувствие и просьбы. Есть лишь пустота.
Вы смотрите в их глаза, а там пусто.
Неважно, что вы говорите, насколько
основательны ваши уговоры, как сильно
вы плачете. Я думаю, что этот страх
коренится в тех временах, когда я был
мальчиком и за мной гонялись
местные забияки, в том чувстве, что, если
громилы настигнут меня, спасения не будет. (с) О мертвецах

Necrostory
Он был очень странным мальчиком. Хотя некоторые взрослые говорили, что у многих детей в таком возрасте проявляются подобные странности, в особенности, если растут они в деревне и целый день, с утра до вечера, бегают сами по себе. Они иногда таскают в дом бродячих животных, роются в мусоре, собирают всякую ерунду, натягивают майки на голову, изображая из себя ниндзя, обмазываются соком чёрной смородины в огороде и кричат, что они жутко ранены. Они играют во дворе в прятки, в те прятки, когда стучат по столбу, постоянно меняют своё местонахождение и иногда лезут в коровник или сарай, куда им лазать строго настрого запрещают. Он рвут мяту с соседних участков, чтобы пожевать её, попутно рассказывая о том, какой вкусный получается чай. Но как делать этот чай они не знают. Мучают куриц во дворе и гоняют петухов, пытаясь ухватить их за крылья. Любят гонять телят и таскать колхозных кроликов за уши, мучают котят и кидаются в бродячих собак камнями для забавы.
Этот парнишка таскал домой не котят, а их трупики, чем вызывал гнев матери. Она ругалась и выгоняла сына из дома, велела возвращаться лишь тогда, когда он выкинет то, что притащил. Сын был послушным, покладистым, но упёртым. Он не высказывал своего недовольства, он ничего не говорил против, просто молча уносил тело, а на следующий день приносил другое. Это могла быть крыса, щенок, безголовый голубь или воробей, которого переехал велосипед.
- Силентес, убери это с глаз моих долой, живо! Сколько можно таскать всякую дрянь в дом?!
- Извини, мама… - тихо гундосил он и уходил. И что бы вы думали? Следующим вечером парнишка возвращался домой с дохлым хомячком. Хотя, скорее всего, это была очень жирная мышь, ибо с хомячком была другая история.
Силентес бы даже в зрелом возрасте не сказал бы, почему он с ним так поступил. Специально это было или случайно, по глупости или с ясным умыслом. А может, он просто не хочет говорить. Но парень просто швырнул его об пол, а после закинул обратно в клетку. Его интересовал процесс смерти и, хотите верьте – хотите нет, но он никак не думал, что подобное может быть болезненно или вообще оказывать вред. Скорее всего, это было по глупости, ведь более подобного не повторялось.
Соседские мамаши странно поглядывали на мальчика: одни с подозрением и неприязнью, другие с какой-то опекой и даже любовью, потому среди взрослых нельзя было найти общего мнения об этом ребёнке. Особо завистливые мамаши пытались разглядеть в этих детских причудах оттенки чего-то ненормального, иногда даже согнать мальчика в психушку, хотя бы тогда, когда он начинал с невинной улыбкой на лице рассказывать о своём хомячке, который часто грызёт ножку его стула в комнате, тогда когда отец давно отнёс коробочку с несчастным хомяком на свалку. Другие же лишь сочувственно качали головами и говорили что-то вроде: “Бедный малыш, он так переживает потерю своего питомца. Почему ты не купишь ему нового? Так он и будет он у тебя таскать живность с улицы. Ему нужен друг”.
Или психолог.
Что думала по этому поводу сама мать Силентеса – сказать было трудно. Скорее всего, правильнее было утверждать, что она воспринимает своего ребёнка таким, как он есть, воспитывает, пытается бороться со странностями, но никак не отказывается от него из-за этого.
Мальчик рос очень слабым физически. Он был хрупким, как фарфоровая кукла, кожа у него была соответствующая – бледная, а сам он был нежным и очень пугливым, будто боялся, что его разобьют или что-нибудь отколется. Сил был среднего роста, худым, со светло русыми густыми волосами. Свои волосы он любил и ухаживал за ними с долей какого-то фетиша. Глаза. Цвет его глаз, пожалуй, не мог упомнить никто из тех, кто когда-либо знал этого скромного и хорошо воспитанного юношу.
Силентес много молчал. Его имя, кажется, оправдывало его, ведь слово это с латинского означало тишину, беззвучие, молчаливость, пустой звук или его отсутствие. Если он говорил, то очень тихо, будто боялся сболтнуть что-то не то. Он привык держать своё мнение при себе и не возникать особо против. Договориться с ним было несложно. Даже если он давал отказ, хватало одной угрозы или только повышения голоса для того, чтобы он тут же поменял свою точку зрения.
Плюсов в таком характере юноши было мало. Он уже подрос, а постоять за себя толком не научился, потому потакал им любой, кто только имел на то желание.
Мальчик часто подвергался нападениям хулиганов, которые пользовались им совершенно для разных целей: что-то отобрать, заставить что-то делать, просто выместить на нём свою злость. Ведь они знали, что он не то, чтобы ничего не скажет против, он даже никому не пожалуется.
От этого выработалась у Сила привычка – дёргаться постоянно. Будь то протянутая рука или неожиданно подбежавшая курица, он вздрагивал и отшатывался, пятился, вжимая голову в плечи, даже если понимал, что никакая опасность ему не грозит.
Он был тихий, но не тогда, когда испытывал боль. Неважно, была ли она физической или духовной. Те, кто знали его, удивлялись, если Силентес повышал голос. Но если и случалось такое, то от отчаяния, охватывающего его. Не грех было и порыдать.
Больше всего в своей жизни Сил боялся людей. Тех людей, которых он знал и которые знали его. Они не были друзьями или близкими, не ходили с ним в одну сельскую школу и не играли вместе в прятки. Это были те люди, от которых парень систематически бегал и, если и прятался, то далеко не в рамках детской забавы. Но когда парню стукнуло двадцать, назвать это забавой было сложно.
- Прошу Вас, пустите! – голос Силентеса был тонким и даже пронзительным, когда он кричал. Кричать шёпотом, как говорить, он не мог. Это были две крайности. Он произносил звуки либо слишком тихо, либо слишком громко. И сейчас голос его срывался.
- Не надо, пожалуйста! – двое парней, давно знакомых Силу, волокли его за руки в чащу леса, которая располагалась недалеко от села, но было там темно и тихо всегда. Ходить там было некому, как бы сказать – ни грибов, ни ягод. Землю здесь называли мёртвой. Ничего на ней не росло, кроме тощих и неимоверно высоких сосен, над которыми уже осенью выпадал снег. Поистине удивительное явление. Аномальное, можно сказать.
Меньше всего Силентеса сейчас волновали подобные рассказы.
Его силы было недостаточно, чтобы вырываться даже из самой слабой хватки пускай и одного из этих парней. Сил был беспомощен и единственное, что он был в состоянии делать, так это умолять.
- Гляди-ка, как птичка расчирикалась! – смеялся тот, что был повыше и шёл справа, крепко сжимая руку юноши. Второй был пониже, шёл слева. Но оба они были довольно массивными. Это не просто сводило шансы Силентеса к минимуму. Скорее, даже, делало их отрицательными. Юноша лишь надеялся, что найдёт в себе силы вытерпеть очередные издевательства и пойдёт домой. Придёт к утру и ляжет спать, не обращая внимания на боль из ещё не заживших ран, которые теперь снова вскроются. Наверняка.
- Жаль, что твои книжки не научили тебя кричать по-особенному, - хохотал тот, что слева.
- А ты представь, пискнет и всё вокруг разлетится!
- Ахахаха! Не смеши! Этот убогий уродец?!
- До уродца чего-то ему не хватает! – эти фразы они говорили всегда. Силентес всегда знал о них и о том, что за ними следует. Побои. Если это лес, как сейчас, то его определённо будут волочить по земле, заставлять жевать землю, загонять кору под ногти и долго пинать ногами под рёбра.
Рёбра. Они были такими же хрупкими, как и сам Сил. Юноша готов был, лёжа на спине и жмурясь от боли, удивиться тому, что они ещё на своих местах, пока не послышался хруст. Тогда Силентес понял, что он ошибся.
Рёбра треснули, а после и вовсе сломались от особо сильного удара ногой. Парень широко распахнул глаза, глядя в пустое ночное небо над собой, проглядывающееся сквозь кроны сосен. Он не чувствовал боли. У него был шок. В тот же момент нога другого изверга встала на грудь, проламывая клетку.
Может, они не подрассчитали. А, может, и не думали считать.
Силентес почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он попытался вдохнуть, но изо рта лишь вырвался слабый хрип, а тело невольно содрогнулось. Кто-то ухватил его за плащ. Кто из них двоих - он не мог понять. Лишь почувствовал, как его заставили опуститься на колени.
Нет. Только не это.
Сил смог вдохнуть, поняв, что возможность дышать была потеряна временно. Невозможно сказать, радовало ли его это или ему всё сейчас было одинаково плохо.
- Ножки есть, да рожек не хватает у нашего козлика! – бодро провозгласил один. Пока второй доставал что-то из своего рюкзака.
- Бабушка козлика очень любила, очень любила, да кашу сварила! – противным голосом, совершенно лишённым слуха, напевал второй, вручая своему напарнику катар. Это были два длинных изогнутых лезвия с рукоятью посередине. Они были треугольной формы, довольно причудливой. Длиной в пол руки походили. Странно даже, откуда такое орудие могли они достать. Но особой его редкости, видимо, они не понимали.
Заметив сие орудие, Силентес испытал очередной глубокий шок. Фантазия у парня была неслабой. Он мог придумать очень много способов того, как могут послужить эти лезвия и в каком деле. А сейчас разум его размышлял далеко не в самую позитивную сторону. Парень дёрнулся, упав на спину, и стал отползать назад, не чувствуя боли от ужаса. Хотя та, вероятно, была крайне неслабой.
- Умоляю Вас, не надо!
- Кричи, кричи, козлик, никто не услышит, - садистским шёпотом процедил один из парней, отбирая у напарника второй катар и уверенно приближаясь к Силу.
- Ч….что Вы хотите с-сделать? – на глаза накатывались слёзы. И Силентес ничего не мог с этим поделать. Ему было страшно. Он испытывал такой глубокий страх, что, пожалуй, был готов умереть на месте, лишь бы больше не бояться. Но он знал, что это невозможно. Тогда ему придётся бояться всю вечность после смерти, а вариант это был не самый приятный. Приятнее было жить без рёбер.
- Рожки тебе смастерим! – снова захохотал парень. Слёзы стали застилать глаза, мешая видеть. Хватало и того, что ночь была глубокой, а лес удивительно густым. Голос дрожал и то повышался, то сходил на почти неразличимый писк, когда юноша просто задыхался воздухом от волнения, не в силах выдавить и звука.
- П-пожалуйста, я очень Вас прошу. Не надо!
- Не дёргайся, козлина, криво получится! Куда пополз! Держи его крепко! – тот, что был пониже. Да, именно тот, что пониже. Он схватил Сила за плечи, буквально вдавливая в землю и вынуждая сидеть смирно. Особо дёргаться так и так не получалось.
- Нет…нет-нет, умоляю! Нет! Остановитесь, Бога ради! Хватит, пожалуйста! – Силентес с уверенностью мог сказать, что даже если бы этот самый Бог ему сейчас не помог, он бы не перестал верить ему. И он не перестал. Даже тогда, когда два лезвия вошли в голову, пробив череп, прошив пол головы и встав, торча двумя изогнутыми острыми рогами.
Юноше пришлось замолчать.
Следствию так и не удалось найти тело. Оно было, судя по всему, хорошо и верно спрятано. Выйти тоже было не на кого.
- Мой мальчик ни с кем никогда не ссорился! Он всегда всем уступал и старался найти компромисс! Господи, он был такой душкой, Господи! Зачем ты забрал его у меня?! – срывая голос, мать вскидывала руки вверх, не в состоянии дать большую информацию следствию.
Если бы можно было получить гарантированный ответ от убийц о том, куда делось тело, они бы развели руками. И, может, выругались бы о том, что лес у них странный. Всё там пропадает, если без присмотра оставить. Невозмутимость их могла бы поразить знающего. Или даже взбесить, если особо развито чувство справедливости и сострадания.
Если бы Вы рассказали о том, что видели худого парнишку, который носит тёмный плащ с капюшоном, прикрывая тканью торчащие из головы рога, сам бледен как первый снег и говорит так тихо, что только по губам читать, а те детишки, что кидают в него камнями, ночью пропадают бесследно, то, скорее всего, Вам скажут, что Вы перечитали страшных книжек или, чего хуже, начитались о некромантах.
Ведь что за чепуха, некроманты. Такая же чепуха, как и вампиры с оборотнями, не правда ли?
@темы: Тёмная половинка пишет, Фикрайт
Тяжелая история о детстве Силентиса. Даже очень.
Я про детство Силентиса. Его унижения