Сука шаман
Странные сны снятся после того, как пять часов просидел над бумагой, жуя кисточку в акварели...
Бархатные розы в лужах грязи, среди них отец, которого я в эту грязью курнаю и удерживаю, чтобы он не бросился на мать, ломаю руки с совершено беспристрастным выражением ни лице.
В комнате с облезшими стенами... Сфинкс сидит тихо и недовольно - только дай ему повод и посыпет возмущениями. Рядом Слепой, по лицу которого невозможно понять, то ли он тоже спокоен, то ли ему грустно. Но он не хочет спорить. Как загнанный и полумёртвый он "смотрит" перед собой. Я тихо шикаю и осторожно зову его. Он поворачивает голову, глядя пустыми глазами туда, где я, как он полагает, сижу. И измождено улыбается. Хочется его обнять, но я сижу на месте.
Неудачливый и пошловатый поэт декламирует свои стихи про девушек, став одной ногой на ящик с чем-то. Никто не слушает. Я пытаюсь и перестаю.
Вид Габи, ползающей по стенам своими длинными паучьими конечностями и выворачивающейся наизнанку, никого не впечатляет. Правда вижу только я. Слепой наверняка слышит, но делает вид, что не заметил вообще. Хотя он заметил, это я точно знаю.
Маска на моём лице не даёт смотреть в зеркала - стоим мне подойти к ним, как всё плывет и искажается, я щурюсь и наклоняюсь ближе, но моё лицо в отражении рвётся на части, занавешиваясь длинными светлыми волосами. И я ничего не могу разглядеть. Я пытаюсь раздвинуть волосы, взглянуть на себя, но я будто ускользаю в зеркале. Будто не даюсь, убегаю, выкручиваюсь. И это бесит. Хочется разбить всё, в чём я способен вот так отразиться.
Бегу по улице, игнорируя людей. Длинный плащ распахивается, под плащом рубашка, волосы лезут в рот и нос, развиваясь на ветру. Люди недоумевают. Но мне плевать. Я бегу потому, что могу. И хочется. Бегу без радости на лице, но с трепетным чувством свободы в груди. И возможности. Что если надо, взлечу как птица! Но не лечу. Потому что быть птицей мне совсем не обязательно.
И я просто бегу.
Бархатные розы в лужах грязи, среди них отец, которого я в эту грязью курнаю и удерживаю, чтобы он не бросился на мать, ломаю руки с совершено беспристрастным выражением ни лице.
В комнате с облезшими стенами... Сфинкс сидит тихо и недовольно - только дай ему повод и посыпет возмущениями. Рядом Слепой, по лицу которого невозможно понять, то ли он тоже спокоен, то ли ему грустно. Но он не хочет спорить. Как загнанный и полумёртвый он "смотрит" перед собой. Я тихо шикаю и осторожно зову его. Он поворачивает голову, глядя пустыми глазами туда, где я, как он полагает, сижу. И измождено улыбается. Хочется его обнять, но я сижу на месте.
Неудачливый и пошловатый поэт декламирует свои стихи про девушек, став одной ногой на ящик с чем-то. Никто не слушает. Я пытаюсь и перестаю.
Вид Габи, ползающей по стенам своими длинными паучьими конечностями и выворачивающейся наизнанку, никого не впечатляет. Правда вижу только я. Слепой наверняка слышит, но делает вид, что не заметил вообще. Хотя он заметил, это я точно знаю.
Маска на моём лице не даёт смотреть в зеркала - стоим мне подойти к ним, как всё плывет и искажается, я щурюсь и наклоняюсь ближе, но моё лицо в отражении рвётся на части, занавешиваясь длинными светлыми волосами. И я ничего не могу разглядеть. Я пытаюсь раздвинуть волосы, взглянуть на себя, но я будто ускользаю в зеркале. Будто не даюсь, убегаю, выкручиваюсь. И это бесит. Хочется разбить всё, в чём я способен вот так отразиться.
Бегу по улице, игнорируя людей. Длинный плащ распахивается, под плащом рубашка, волосы лезут в рот и нос, развиваясь на ветру. Люди недоумевают. Но мне плевать. Я бегу потому, что могу. И хочется. Бегу без радости на лице, но с трепетным чувством свободы в груди. И возможности. Что если надо, взлечу как птица! Но не лечу. Потому что быть птицей мне совсем не обязательно.
И я просто бегу.