Сука шаман
Слушая Дениэла Киза, понимаю, что по моим щекам текут слёзы. которые я не в состоянии сдержать. Настолько глубоко меня трогает всё, о чём я слушаю. Когда приходится делать выбор о том, кто он, Билли Миллиган - человек, одурачивший весь свет, или человек с невообразимо печально судьбой, я, не задумываясь, сделаю выбор в пользу второго. Иногда я ощущаю, как плачу от счастья. По щекам просто текут слёзы. Как в момент, когда Рейджен снимал для Кристин яблоки с дерева. Я неожиданно для себя заулыбался и опустил голову. Эта картина в моём воображении показалась слишком трогательной и душевной.
Сегодня не успел доделать всё, так что завтра точно придётся прийти ещё раз. Ближе к восьми часам понял, что уже просто не могу работать. Начал промахиваться по кнопкам, пальцы дрожали, а рука непроизвольно дёргалась. И только тогда, когда я окончательно перестал попадать, куда надо, свернул всю работу. Веко продолжало дёргаться весь вечер. Я стараюсь не обращать внимания.
Заткнув себе наушники Кизом, ушёл в опустевшую тёмную столовую, где стоял перед окном, смотрел на падающий снег, особенно отчётливо проступающий на свете фар и фонарей. Закусив печенье, молчал. Остановив книгу, достал телефон, поглядел в него довольно скептически, ощущая, как мной постепенно овладевает обида. Жгучее чувство обиды и разочарования. Как будто со мной поступают ужасно несправедливо. Когда я хочу помочь, а люди отвергают меня и говорят вещи... глупые, но почему-то мне больно их слышать. Мне становится ужасно грустно. Меня тянет что-то написать или сказать. Что-то, что будто может меня оправдать. Я мысленно воспроизвожу в голове всё, что мог бы сказать, но это звучит так отчаянно, что только сильнее хочется плакать. И я понимаю, что никакие извинения меня сегодня не трогают. Потому что сколько бы раз люди не извинялись передо мной, позже они снова повторяют свои ошибки. Они не меняются, не слушают меня, пропускают мимо ушей то, что я говорю, забывают... не принимают всерьёз!
Я понимаю - если продолжу развивать эту мысль, снова начнутся лицевые судороги. Я дёргаю головой, накрываю ладонью правый глаз. Почему-то он страдает больше остальных.
Странная мысль возникает в голове, пока я зажимаю глаз ладонью и ловлю своё отражение в окне. Не потому ли, что у одного из нас в мире мыслеобразов этого глаза нет...?
- Люди сами не хотят помочь себе. Им гораздо проще жить глупцами, в пустом страдальческом неведении, - ловлю свои глаза в стекле, холодно глядящие на меня. Опускаю взгляд, чтобы не видеть этого лица и беру печенье. Не потому что мне неприятно. А потому что правда часто оказывается нежелательной. Я, как и Ник, обескураживающе замолкаю, и понимаю, что нет смысла спорить. Всё равно моя неправота будет доказана. Сухо и логически. А я просто окажусь трусом, не желающим это признавать.
- ... как-то это грубо прозвучало, - пробурчал я, понимая, что ласки в этом голосе точно не стоило ждать. В ответ мне молчат. И молчание становится тяжёлым и угнетающим. Я не поднимаю глаз.
Дик первым нарушает тишину.
- Хочешь что-то написать или сказать? - я хмурюсь.
- Я хотел. Но больше нет.
- И что это значит? - он не хочет узнать ответ. Он хочет, чтобы я сам себе ответил. Этакая методика само-помощи. Если я начну рассуждать в правильном русле, я определённо смогу к чему-то прийти. Но у меня не всегда получается.
- Честно говоря... мне всё равно.
- Ты хотел это сказать.
- Да. Но тогда бы мне было не всё равно. Это было бы противоречиво. Я решил попробовать, даже начал конструировать предложение, пока не почувствовал, что не хочу делиться этим. Говорить. Или слышать ответ на это. Мне он просто не нужен. То есть я говорю... пускай каждый поступает как хочет. И делает так, как ему нравится. На здоровье! - я взмахиваю руками и тут же притихаю, стараясь успокоиться. Вздыхаю, - Я устал. Я не хочу помогать кому-то, когда сам нуждаюсь в этой помощи. Но я её не прошу. И меня не просят тоже. И мне надоело её навязывать и получать в ответ такую обидную несуразицу. Если человек хочет меняться, то он должен либо полностью принять наставничество, либо пускай тогда сам справляется! А я не железный! - я опять вспылил, затыкаюсь печеньем и замолкаю. Мне не перечат, потому что со мной согласны. Даже...
... я сильнее хмурюсь, поднимая взгляд на стекло.
- Твоё молчание какое-то злорадное... - и припоминаю, что... собственно, Дик всегда найдёт выгоду для себя. Если его советов не слушают, он порадуется тому, как человек помучается. И одинаково порадуется, когда его правоту признают. Я ищу усмешку на его лице, но её нет.
Закрываю глаза и сую телефон в карман, включая обратно Киза и слушаю голос, к которому очень привык за последние два дня.
Сегодня не успел доделать всё, так что завтра точно придётся прийти ещё раз. Ближе к восьми часам понял, что уже просто не могу работать. Начал промахиваться по кнопкам, пальцы дрожали, а рука непроизвольно дёргалась. И только тогда, когда я окончательно перестал попадать, куда надо, свернул всю работу. Веко продолжало дёргаться весь вечер. Я стараюсь не обращать внимания.
Заткнув себе наушники Кизом, ушёл в опустевшую тёмную столовую, где стоял перед окном, смотрел на падающий снег, особенно отчётливо проступающий на свете фар и фонарей. Закусив печенье, молчал. Остановив книгу, достал телефон, поглядел в него довольно скептически, ощущая, как мной постепенно овладевает обида. Жгучее чувство обиды и разочарования. Как будто со мной поступают ужасно несправедливо. Когда я хочу помочь, а люди отвергают меня и говорят вещи... глупые, но почему-то мне больно их слышать. Мне становится ужасно грустно. Меня тянет что-то написать или сказать. Что-то, что будто может меня оправдать. Я мысленно воспроизвожу в голове всё, что мог бы сказать, но это звучит так отчаянно, что только сильнее хочется плакать. И я понимаю, что никакие извинения меня сегодня не трогают. Потому что сколько бы раз люди не извинялись передо мной, позже они снова повторяют свои ошибки. Они не меняются, не слушают меня, пропускают мимо ушей то, что я говорю, забывают... не принимают всерьёз!
Я понимаю - если продолжу развивать эту мысль, снова начнутся лицевые судороги. Я дёргаю головой, накрываю ладонью правый глаз. Почему-то он страдает больше остальных.
Странная мысль возникает в голове, пока я зажимаю глаз ладонью и ловлю своё отражение в окне. Не потому ли, что у одного из нас в мире мыслеобразов этого глаза нет...?
- Люди сами не хотят помочь себе. Им гораздо проще жить глупцами, в пустом страдальческом неведении, - ловлю свои глаза в стекле, холодно глядящие на меня. Опускаю взгляд, чтобы не видеть этого лица и беру печенье. Не потому что мне неприятно. А потому что правда часто оказывается нежелательной. Я, как и Ник, обескураживающе замолкаю, и понимаю, что нет смысла спорить. Всё равно моя неправота будет доказана. Сухо и логически. А я просто окажусь трусом, не желающим это признавать.
- ... как-то это грубо прозвучало, - пробурчал я, понимая, что ласки в этом голосе точно не стоило ждать. В ответ мне молчат. И молчание становится тяжёлым и угнетающим. Я не поднимаю глаз.
Дик первым нарушает тишину.
- Хочешь что-то написать или сказать? - я хмурюсь.
- Я хотел. Но больше нет.
- И что это значит? - он не хочет узнать ответ. Он хочет, чтобы я сам себе ответил. Этакая методика само-помощи. Если я начну рассуждать в правильном русле, я определённо смогу к чему-то прийти. Но у меня не всегда получается.
- Честно говоря... мне всё равно.
- Ты хотел это сказать.
- Да. Но тогда бы мне было не всё равно. Это было бы противоречиво. Я решил попробовать, даже начал конструировать предложение, пока не почувствовал, что не хочу делиться этим. Говорить. Или слышать ответ на это. Мне он просто не нужен. То есть я говорю... пускай каждый поступает как хочет. И делает так, как ему нравится. На здоровье! - я взмахиваю руками и тут же притихаю, стараясь успокоиться. Вздыхаю, - Я устал. Я не хочу помогать кому-то, когда сам нуждаюсь в этой помощи. Но я её не прошу. И меня не просят тоже. И мне надоело её навязывать и получать в ответ такую обидную несуразицу. Если человек хочет меняться, то он должен либо полностью принять наставничество, либо пускай тогда сам справляется! А я не железный! - я опять вспылил, затыкаюсь печеньем и замолкаю. Мне не перечат, потому что со мной согласны. Даже...
... я сильнее хмурюсь, поднимая взгляд на стекло.
- Твоё молчание какое-то злорадное... - и припоминаю, что... собственно, Дик всегда найдёт выгоду для себя. Если его советов не слушают, он порадуется тому, как человек помучается. И одинаково порадуется, когда его правоту признают. Я ищу усмешку на его лице, но её нет.
Закрываю глаза и сую телефон в карман, включая обратно Киза и слушаю голос, к которому очень привык за последние два дня.